Жить одиноко, при этом находясь постоянно в окружении, и переставать чувствовать одиночество лишь в молчании с двумя людьми. Греться горячим чаем, печь кексы и половину свободного времени тратить на чтение. Не любить гостей, слушать мелодичный фолк и часто выбираться в лес. Каждое утро с восторгом смотреть, как солнце встает за собором, спать под теплым одеялом, обниматься с пледом и медведем и мысленно - с парнем сквозь тысячу разделяющих километров.
Просто жить и радоваться. Просто успокоиться. Просто зима на всем белом свете.

а потом ты привыкаешь ждать, как привыкаешь и ко всему в этом сумасшедшем мире. и то по-детски наивное рвение и желание что-то там доказать исчезает. ты просто ждёшь. ты свыклась, срослась с этим. просто ждёшь, потому что не ждать не можешь, как и не можешь не любить. и эта постоянная, непрерывная смесь чувств забирается куда-то в самую глубь тебя и оттуда тихонечко иногда ноет. ждать, ждать, ждать. этим можно гордиться, но, господи, как я устала!

на смену горечи пришла почти маниакальная идея понять его как личность, отчего он сделал это, отчего жил так. вокруг меня десятки мнений о нём, начиная с тех, кто говорит о нём как о душевнобольном, кончая теми, кто почти его боготворит. всемирной истины нет, и я пытаюсь открыть себе собственную истину, ищу во всех книгах, фильмах и людях, меня окружающих.
он был мудр, и это отправная точка моих рассуждений. дальнейшее я вряд ли напишу здесь, пусть это останется нашей с ним правдой: меня и человека, прожившего на земле 18 лет. так кто же он?

А с тобой… с тобой все становится простым и понятным. С тобой хочется жить, а не просто влачить тяжесть существования, чтобы не сделать кому-то там больно. С тобой хочется становиться лучше. И хочется любить.
Ей богу, я ребенок, который нашел защиту от горького злого мира - в тебе.
Все в тебе, ведь это так просто.

мать: вот я говорю, ни черта твои учёные не знают! вот почему у нас оба ребёнка светленькие и голубоглазые?
я: ну потому что наш отец гетерозигота
мать: ты что его как обзываешь? Гетерозигота? еврей что ли? и что за фамилия вообще!
… через 5 минут…
мать: ну ахахаха гетерозигота! как в воду глядела. вот свекрови расскажу, а то она 20 лет мне говорит, что дети соседские. а вот она отцовская фамилия-то! как в паспорт его глядела!

Его нет уже полтора чертовых года, а ты все сходишь с ума
Перестань, девочка. Перестань, не ищи его в толпе, не ищи сходст с ним в каждом человеке на твоем пути. Не верь, когда видишь его: со спины ли, издалека, в профиль, в анфас, его взгляд в глазах напротив сидящего человека, его улыбку, которую (не клянись!) узнаешь из миллионов улыбок и с любого расстояния…
Это - не он. Ты пройдешь, проедешь, разминешься, и будто и не было тех серых глаз и той доброй улыбки. И ты снова усомнишься в своей нормальности.
Это - не он! Он - это волосы в крови и свеча в руке. Он - это твой последний поцелуй, на который никто не ответил. Он - это горсть земли, брошенная в яму, где нашли свой вечный покой те любимые глаза, его 18 лет и твое счастье

Так странно, а ведь мы были на море
И теперь, почитывая "Бродяг дхармы", вспоминается наш приют на обрыве: большая палатка, на двоих один спальник и газовая горелка, загадочно мерцавшая в темноте. И мы просто жили, и мы были просто абсолютно счастливы… счастливы настолько, что в голове не крутилось ни мыслей, ни переживаний. Нас обволакивал целый огромный мир. А мы сидела на обрыве, слушая прибой где-то издалека, снизу, пили чай и смотрели, как солнце садилось в море. "Когда солнце туда совсем уйдет, можно услышать шипение" - говорила она. И иногда мы сидели тихо, но с придыханиями "боже, до чего охуенно", иногда часами болтали, как-то пили пиво и пели, и нюх щекотал запах моря и крепкого табака, а над нами мерцали мириады звезд, а еще дальше - маяк, далекий, наверняка огромный и загадочный, как и все его собратья.

Вылазишь из-под одеяла, встаешь на ледяной пол и проклинаешь все на свете. Носишь осеннее пальто с конца августа, в сентябре кутаешься в шарф, а в конце октября, со снегом, достаешь зимний тулуп. И поражаешься лишь одной мысли:
Как? как можно настолько мерзнуть и настолько любить эту чертову страну?

И всё, что я вижу теперь, закрывая глаза: он сидит напротив меня.его профиль так контрастно выделяется на фоне слепящей настольной лампы, что я никакими усилиями не могу оторвать от него глаз. мы поглощены мраком крохотной комнаты и её пропахший табаком, морозным воздухом.
а я смотрю и смотрю на него, всё глубже проваливаясь в какие-то другие измерении: "fall in love", как говорят англичане
он поворачивается ко мне: "ты чего?" - и слова тянутся, диссонируя со всеобщим умиротворением, и они совсем не нужны здесь…
..."на тебя смотрю"…
и снова тишина. он выдыхает дым, и тот клубится вокруг, играет в раздражающем свете лампы и рассеивается где-то в комнате на фоне тёмного замёрзшего окна, за которым так люто воет ветер.
"поцелуй меня"
я целую. и исчезает всё, что было и будет. и есть только эта тянущаяся, парящая вне времени и пространства, тёмная зимняя ночь, тревожный вой за окном, несогревающий свет чёртовой лампы, сверкающий в темноте дым, нежность, губы и тепло его рук. его лучших в мире рук.

странное чувство: желание жить, смешанное с осознанием того, что всё неуклонно катится к колоссальным переменам. странное чувство духовной наполненности и ощущения себя нужной этому миру. странная давно забытая радость ото всего, что окружает. радость, знаменуемая в моей голове "настасьино счастье". это состояние очень легко словить, так как я по натуре своей жизнерадостна - но легко лишь в том случае, если распрощаться с призраками прошлого и выйти из депрессии, начавшейся из-за обстоятельств вокруг, которые от тебя самой ничем не зависели. а поймав эту волну, надо её оседлать, и гнать по ней вдоль - до следующей неизбежной депрессии, вызванной снова каким-нибудь пиздецом. тем не менее я принимаю этот вариант - боль и только боль поднимает и совершенствует человека эффективнее всего.
а пока как же прекрасно снова научиться благодарить судьбу за всё, что она приподнесла тебе, и понять все её жестокие уроки.

"знаешь, с тех пор, как ты поступил в академию, смотрю на все остальные пары, как на лохов (а может, это просто зависть :D ). они такие глупые, кричащие о своей любви, ноющие и жалующиеся всему миру, что им придётся расстаться на неделю. а у нас счёт на месяцы: четыре, семь, четыре, семь. и вот ты снова уехал, и снова пошёл отсчёт безрадостных холодных дней, когда никто не будет греть мои руки. отсчёт начался - на этот раз четыре"

странно, все эти приступы истерик, тоски и осознания бессмысленности своей жизни возобновились, притом, с такой силой, что я боюсь находиться одна. за себя боюсь в эти моменты.
хочется с кем-то говорить, всегда говорить, но из родных, кроме родителей, есть только трое человек, у одного из которых есть какие-то другие друзья, второй снова спасает мир, а третьего просто не хочется заваливать говном своей жизни - и своего хватает. так и сидишь, не втыкаешь, ни о чём не думаешь, а просто чувствуешь, как боль скручивает всё внутри тебя, как она сжимает тебя в своих железных тисках, и как будто специально продливает твоё одиночество. она полностью завладевает тобой, и ты перестаёшь принадлежать себе - даже мыслей особых не крутится, кроме немого крика-просьбы о помощи
но мир глух к тебе, а ты маленькая глупая девочка с большой болью в сердце
это страшно. мне страшно. мне кажется, я медленно схожу с ума

В детстве я была странным ребенком. Подруги мечтали о семьях, детях, мужьях, любви, хорошей работе, а я мечтала уехать. Никому об этом не рассказывая, я вынашивала в голове мысль "только свалить отсюда, только свалить". Это казалось мне столь нереальным, что я даже не искала возможностей, это была просто мечта, неприкасаемая, несбыточная.
А теперь, после 9000 автостопом, мне не хочется повидать мир или какие-то экзотические страны, не хочется далеко. Но есть места в России, где я ни разу не была, но куда меня тянет почему-то. Не знаю почему, просто чувство такое в душе, что я там открою для себя что-то, что я что-то важное там должна понять. И снова намечено множество маршрутов, а время уходит, а время тратится на нелюбимую учебу и столкновения с людьми, которых я порой терпеть не могу. Как же это глупо. Душу с детства тянет уехать, а события ее тормозят. За спиной моей души крылья, а обстоятельства - вековые камни, не меньше. А я бродяга, видимо, по натуре своей: дома не сидится, и нигде нет покоя. в путешествии испытываешь какие-то странные чувства силы, перемешенной со страхом, самосовершенствования, сплетающегося с саморазрушением, походного комфорта, но главное здесь слово - походного
Так и живу, на части разрываясь всем существом своим. Но я уехать хочу. В Сибирь: с

люди одинокие, все до единого, по натуре своей. моё одиночество иногда загоняет меня в тупики, что нет у меня никого и никто не способен понять. и я ухожу слишком глубоко в себя.в такие периоды мать считает, что я просто не в настроении, но это не так. относительно всех их я становлюсь нулём.
и это какое-то странное чувство тишины, собственной наполненности и почему-то грусти. ищешь облегчения в природе и находишь его, а потом хочется заговорить с каждым встречным. просто поболтать, рассказать, что в душе накопилось, чтобы потом исчезнуть и никогда-никогда его не увидеть. и хочется выйти из этого состояния, и перестать вспоминать кого-то родного, кто снится, и у кого я лежу на коленях, ощущая физически сплетение наших душ, чувствуя всем телом его, и покой, и уверенность, и жизнь. чувствуя часами его присутствие и невозможность забыться.